Клинико-генетическая гетерогенность первичной гипероксалурии 1-го типа


С.В. Папиж, Л.С. Приходина, Е.Ю. Захарова, M. Nagel

ФГУ “МНИИ педиатрии и детской хирургии” Минздравсоцразвития России, Москва; Медико-генетический научный центр РАМН, Москва; Центр нефрологии и нарушений обмена веществ; Вейссвассер, Германия
Обсуждаются течение, прогноз и возможности лечения первичной гипероксалурии с демонстрацией оригинального клинического наблюдения.

Первичная гипероксалурия – редкое аутосомно-рецессивное заболевание, характеризующееся врожденным нарушением метаболизма оксалатов. В настоящее время в мировой литературе описано три типа первичной гипероксалурии. Основным проявлением всех типов заболевания являются повышенная экскреция оксалатов, возвратный уролитиаз и/или нефрокальциноз, прогрессирующее снижение скорости клубочковой фильтрации (СКФ) [1]. Причиной развития нефрокальциноза среди 44 % детей считаются метаболические нарушения различной этиологии, в т. ч. первичная гипероксалурия 1-го типа,
которая наблюдается в 8 % случаев [2].

Первичная гипероксалурия 1-го типа (ОMIM # 259900) обусловлена мутациями в гене аланин-глиоксилат аминотрансферазы (AGXT), кодирующем пероксисомный фермент (AGT), локализующийся в печени [3, 4]. Снижение активности фермента AGT, катализирующего превращение глиоксилата в глицин, приводит к образованию из глиоксилата оксалатов (рис. 1). Оксалаты в свою очередь образуют нерастворимые
соли кальция, накапливающиеся в почках и других органах и тканях. В структуре первичной гипероксалурии на долю 1-го типа приходится около 80 % случаев [5].

Первичная гипероксалурия 2-го типа (ОMIM # 260000) обусловлена мутацией в гене глиоксилат редуктазы/гидроксипируват редуктазы (GRHPR), цитозольного фермента, катализирующего превращение глиоксилата в гликолат и гидроксипирувата в D-глицерат в печени [6–8]. Вследствие мутации в гене GRHPR происходит повышенное образование оксалатов и L-глицерата с последующим образованием солей кальция. На долю первичной гипероксалурии 2-го типа приходится 10 % от общего числа первичной гипероксалурии [5].

Первичная гипероксалурия 3-го типа (ОMIM # 613616) связана с мутациями в гене DHDPSL, кодирующем белок, который преимущественно экспрессируется в печени и почках, по своей структуре сходный с митохондриальным ферментом дигидродипиколинат синтазой или 4-гидрокси-2-оксоглутарат альдолазой. Метаболические реакции, катализируемые данным ферментом, в настоящее время до конца не известны [9]. Составляет около 10 % от общего числа первичной гипероксалурии [5].

Заболеваемость первичной гипероксалурией 1-го типа в Европе составляет 1 : 120 тыс. новорожденных в год [10], распространенность колеблется от 1,05 до 2,9 случая на 1 млн населения во Франции, Швейцарии и Нидерландах [10–12]. В структуре различных причин терминальной
хронической почечной недостаточности (тХПН) у детей первичная гипероксалурия 1-го типа, по данным национальных регистров США, Европы, Японии, составляет менее 1 % [13–15].

При нарушении метаболизма оксалатов почки являются главным органом-мишенью заболевания. При первичной гипероксалурии 1-го типа чрезмерная продукция оксалата приводит к повышенной фильтрации оксалата в клубочках, повышению его концентрации в проксимальных канальцах и
как следствие – отложению кристаллов в интерстиции, а также в собирательной системе почек. Высокий уровень оксалатов оказывает прямое токсическое действие на клетки почечных канальцев и может оказывать токсическое воздействие на другие органы и ткани.

Первые клинические проявления первичной гипероксалурии 1-го типа в 48 % случаев появляются до 4 лет, в 16 % случаев – до 10 и в 20 % случаев – до 20 лет [16]. В зависимости от возраста появления первых клинических проявлений заболевания выделяют инфантильную (4–12 месяцев), ювенильную (после 1 года) и поздноманифестирующую формы (после 25 лет). Инфантильная форма встречается в
10 % случаев первичной гипероксалурии 1-го типа, характеризуется плохой прибавкой в весе, инфекцией мочевой системы, в большинстве случаев диффузным нефрокальцинозом (91 %), реже уролитиазом (44 %), ранним развитием тХПН (в среднем к 3 годам в 80 % случаев), системным
паренхиматозным оксалозом [17, 18]. Ювенильная форма составляет 80–90 % случаев заболевания, проявляется после 1 года болями в животе, гематурией, чаще – симптомами уролитиаза (84 %), реже – нефрокальциноза (41 %), более медленными темпами снижения функции почек [17, 18]. В среднем тХПН при этой форме заболевания достигается в возрасте от 24 до 33 лет [19, 20].

Поздняя манифестация заболевания (менее 10 %) может сопровождаться редким отхождением конкрементов и длительно сохранными почечными функциями.

При развитии ХПН со снижением СКФ ниже 30–50 мл/мин/1,73 м2 уровень плазменного оксалата увеличивается, происходит отложение кристаллов оксалатов кальция (Ох/Са) в различных органах и тканях, за исключением печени. Депозиты Ох/Са определяются в сетчатке глаза, щитовидной
железе, в стенках каротидных артерий с развитием ишемии и изменением функции миокарда. Отложение оксалата в костной ткани сопровождается болями в костях, самопроизвольными
переломами. Рентгенологические признаки оксалатной остеопатии включают плотные метафизарные полосы, расположенные у края метафизов, склероз прилегающих диафизов, кистозные изменения костей, деформации, поднадкостничную резорбцию, увеличение плотности костной ткани в позвонках и гребнях подвздошных костей [21, 22].

Для диагностики первичной гипероксалурии 1-го типа необходимо исследование экскреции оксалатов в пересчете на креатинин мочи (Ox/Cr индекс) (см. таблицу) [23, 24]. С целью дифференцирования первичной и вторичной гипероксалурии, а также различных типов первичной гипероксалурии целесо-
образно исследование экскреции органических кислот, таких как гликолевая кислота, глиоксиловая кислота и L-глицерат. При первичной гипероксалурии 1-го типа в 75 % случаев определяется высокая экскреция гликолевой кислоты, а в 25 % случаев она может быть в пределах нормы, что, возможно,
связано с митохондриальной дислокацией фермента AGT [25]. При отхождении конкрементов необходимо определять их химический состав, который при всех типах первичной гипероксалурии представлен 100 %-ным оксалатом моногидратом (веввелит) [26]. Для определения каталитической
активности фермента AGT проводится биопсия печени, однако и этот метод не всегда позволяет с точностью подтвердить или опровергнуть диагноз первичной гипероксалурии 1-го типа. При диспозиции фермента AGT из пероксисом в митохондрии печени может определяться нормальная активность фермента в биоптатах печени, тогда как субстрат для переаминирования отсутствует. По мере снижения функционального состояния почек отмечается снижение экскреции оксалатов
с нарастанием их концентрации в крови. Так, у больных с СКФ < 30 мл/мин/1,73 м2 концентрация оксалата крови не превышает 20–30 ммоль/л, а у больных с тХПН плазменная концентрация оксалата превышает 50 ммоль/л (норма – 2–9 ммоль/л) [27].

В настоящее время наиболее информативным методом диагностики первичной гипероксалурии 1-го типа является молекулярно-генетическое исследование гена AGXT, локализованного на хромосоме 2q37.3 [4]. AGXT состоит из 11 экзонов и кодирует фермент аланин-глиоксилат аминотрансферазу,
катализирующую переаминирование глиоксилата в глицин, представленного 392 аминокислотами с молекулярной массой около 43 kDa (рис. 1) [28].

К настоящему времени описано 146 мутаций в гене AGXT, ответственных за развитие первичной гипероксалурии 1-го типа, в основном представляющих собой однонуклеотидные замены (75 %), из них 73 миссенс-мутации, 19 нонсенсмутаций, 18 сплайт-мутаций; кроме того, в список включено
36 крупных и малых перестроек гена [29]. Наиболее часто мутации затрагивают 1-ю, 2-ю, 4-ю и 10-ю экзоны гена. Мутации приводят к нарушению активности фермента AGT или формируется нестабильный белок, который подвергается быстрому разрушению.

На биохимическом уровне описаны следующие изменения фермента [30]:
• отсутствие иммунореактивной и каталитической активности фермента AGT (42 %);
• наличие иммунореактивности при полном отсутствии каталитической активности AGT (16 %);
• наличие и иммунореактивной и каталитической активности AGT, которые достигают почти 50 % от нормальных значений. Это связано с дислокацией AGT из пероксисом в митохондрии печени (42 %) [31].

С учетом значительной клинической гетерогенности заболевания с различными темпами прогрессирования в тХПН остается открытым вопрос о возможности выявления клинико-генетических ассоциаций с целью прогнозирования течения заболевания. Выявляемые в родственных браках
“уникальные” мутации не определяются у других больных, а среди большинства пациентов из неродственных браков определяются компаунд гетерозиготные мутации. В некоторых семьях с одинаковым генотипом наблюдается выраженный клинический полиморфизм – от инфантильной формы до относительно бессимптомного течения [32, 33]. В двух ретроспективных исследования, выявивших связь между мутацией p.Gly170Arg (20–40 % от общего числа первичной гипероксалурии 1-го типа) и ответом на терапию пиридоксином, наблюдалось снижение уровня экскреции оксалатов практически до нормального уровня при наличии гомозиготной мутации и частичный эффект в случае гетерозиготной мутации [34,35, 12]. Некоторые мутации встречаются среди определенных этнических групп; наиболее очевидным примером является p.Ile244Thr-мутация (4–9 %), которая определяется у многих пациентов из Северной Африки испанского происхождения [36]. Но и в этих небольших этнических группах установить клинико-генетические ассоциации не удалось. В настоящее время изучается влияние различных факторов и генов-модификаторов на течение заболевания [37].

С целью демонстрации клинико-генетической гетерогенности первичной гипероксалурии 1-го типа приводим клинические наблюдения за двумя пациентами, обследованными в отделении наследственных и приобретенных болезней почек ФГУ “МНИИ педиатрии и детской хирургии” Минздравсоцразвития России с диагнозом “первичная гипероксалурия 1-го типа”.

Таблица. Референтные значения экскреции оксалата, гликолата и L-глицерата с мочой (модификация Zhang X et al., 2003 [55]).

Рисунок 1. Схема преобразования оксалата, гликолата и глиоксилата в гепатоцитах печени. AGX-аланин-глиоксилат аминотрансфераза, GRHPR-глиоксилат редуктаза/гидроксипируват редуктаза, LDH-лактатдегидрогеназа, DAO-D-аминокислот оксидаза [56].

Мальчик С.М. 7 лет. Ребенок от 1-й беременности, протекавшей с токсикозом на всем протяжении, неосложненных родов, из семьи здоровых родителей, не состоявших в родстве. У дедушки и прабабушки по линии отца мочекаменная болезнь. Родился с массой 4160 граммов (75-й перцентиль), длиной 52 см
(75-й перцентиль). До полугода развивался нормально. В возрасте 7 месяцев при диспансерном обследовании было проведено УЗИ почек, выявившее двусторонний медуллярный нефрокальциноз.
С того же возраста появилось ежедневное отхождение мелких конкрементов, периодически сопровождавшееся приступами почечной колики. Ребенок неоднократно госпитализировался в стационары по месту жительства, где выявлялась высокая экскреция оксалатов. Впервые в отделение наследственных и приобретенных болезней почек ФГУ “МНИИ педиатрии и ДХ” Минздравсоцразвития России ребенок поступил в возрасте 3 лет. При поступлении физическое развитие среднее гармоничное (25-й перцентиль по росту и массе), костных деформаций, полиурии, полидипсии не отмечено, отхождение конкрементов ежедневное. Клинический и биохимический анализы, электролитный и
кислотно-основной состав крови в пределах нормы. Экскреция оксалатов была резко повышенной (Ox/Cr = 1,5 при N <0,1 ммоль/ммоль), тогда как экскреция кальция (Ca/Cr = 0,01), уратов (ураты/Cr = 0,2) в пределах нормы; качественная реакция на цистин отрицательная. Аминокислотный спектр крови и мочи
в пределах нормы. При оценке функционального состояния почек наблюдалось снижение концентрационной функции (удельный вес мочи – 1002–1007) при незначительном снижении СКФ
по Шварцу 90 мл/мин/1,73 м2. По данным УЗИ почек выявлен выраженный медуллярный нефрокальциноз при неизмененной эхогенности паренхимы кортикального слоя (рис. 2). На обзорной
рентгенограмме брюшной полости определялись множественные рентген-позитивные конкременты в медуллярном слое почек. При исследовании экскреции органических кислот выявлено повышение уровня гликолевой кислоты (гликолевая кислота/Cr = 318,7 при N = 28–126 ммоль/ммоль). Химический состав
камней представлен 100 %-ным веввелитом (кальция оксалат моногидрат). С учетом стабильно высокого уровня экскреции оксалатов, повышения экскреции гликолевой кислоты, наличия кортико-медуллярного нефрокальциноза и возвратного уролитиаза с раннего возраста у ребенка с отягощенным семейным
анамнезом по МКБ предположительным диагнозом была первичная гипероксалурия 1-го типа. С целью выявления мутации в гене AGXT проведено молекулярно-генетическое исследование. При селективном скрининге экзонов 1, 4, 10 гена AGXT выявлена мутация в экзоне 1 c.33_34insC в гетерозиготном состоянии (рис. 3), что подтвердило наличие у ребенка первичной гипероксалурии 1-го типа. Второй мутантный аллель в процессе данного исследования не обнаружен.

За двухлетний период наблюдения (2007–2009) на фоне терапии пиридоксином (12 мг/кг/сут) цитратной смесью с соблюдением высокожидкостного режима (> 2 л/1,73 м2/сут, дробно) у ребенка сохранялась стабильно высокая экскреция оксалатов (Ox/Cr = 0,9–1,1 при N = 0,08–0,07 ммоль/ммоль). Функциональное состояние почек оставалось стабильным (СКФ по Шварцу = 80–100 мл/мин/1,73 м2). УЗИ почек выявило повышение выраженности нефрокальциноза с вовлечением и кортикального слоя почек.
У ребенка продолжается пассаж камней с высоким риском развития обструктивной уропатии. Совместно с трансплантологами обсуждается целесообразность проведения изолированной трансплантации печени с целью продления функциональной сохранности почек.

Ультразвуковое исследование почек С. М. Картина медуллярного нефрокальциноза

Многоядерные гигантские клетки костного мозга с кристаллами оксалатов

Девочка К.П. 6 лет. Ребенок от первой нормально протекавшей беременности, неосложненных родов, из семьи здоровых, не состоящих в родстве родителей. Родилась на 40-й неделе гестации с массой 2800 граммов (10-й перцентиль), длиной 49 см (25-й перцентиль), до трех лет росла и развивалась нормально.
Семейный анамнез отягощен по материнской линии – у дяди, брата бабушки и брата прабабушки мочекаменная болезнь без нарушения функции почек. Впервые изменения в анализах мочи в виде микрогематурии и абактериальной лейкоцитурии выявлены при диспансерном обследовании в возрасте 3 лет, однако углубленного обследования не проводилось, анализы мочи нормализовались на фоне уросептической терапии. В возрасте 4,5 лет при проведении УЗИ почек выявлен медуллярный нефрокальциноз. В отделении наследственных и приобретенных болезней почек ФГУ “МНИИ педиатрии и ДХ” Минздравсоцразвития России ребенок наблюдается с 4 лет 9 месяцев. При поступлении физическое развитие среднее гармоничное (50-й перцентиль по росту и массе), костных деформаций, полиурии, полидипсии не отмечено. Клинический и биохимический анализы крови, электролиты и кислотно-основное состояние крови в пределах нормы. Уровень паратгормона, остекальцина соответствовал
возрастной норме. Экскреция кальция (Са/Сr = 0,08), уратов (ураты/Cr = 0,17) не нарушена, реабсорбция фосфатов не снижена (93 %), экскреция оксалатов непостоянно повышена (Ox/Cr = 0,08–0,25). Качественная реакция на цистин отрицательная. Аминокислотный состав крови и мочи был в пределах
возрастной нормы. При исследовании экскреции органических кислот выявлено повышение глицериновой кислоты до 15,9 ммоль/ммоль Сr (норма – 0–8) при нормальном уровне гликолевой и
глиоксиловой кислот. УЗИ подтвердило наличие медуллярного нефрокальциноза при нормальных возрастных размерах почек (50-й перцентиль). При проведении экскреторной урографии выявлены рентген-позитивные конкременты в медуллярном слое паренхимы почек (рис. 4). СКФ по Шварцу 90 мл/мин/1,73 м2, концентрационная функция сохранна. С учетом повышенного уровня экскреции глицериновой кислоты у ребенка с медуллярным нефрокальцинозом без уролитиаза предполагалось наличие первичной гипероксалурии 2-го типа, в связи с чем проводилось молекулярно-генетическое исследование всех экзонов гена GRHPR – мутации выявлено не было. При исследовании всех кодирующих экзонов гена AGXT выявлено две мутации в гетерозиготном состоянии: в экзоне 1 c.121G > A (pGly41Arg), в экзоне 4 c.508G > A (р.Gly170Arg), что подтвердило наличие у ребенка первичной гипероксалурии 1-го типа (рис. 5). На фоне постоянного приема пиридоксина в дозе 13 мг/кг/сут, препаратов магния и цитратной смеси в течение года наблюдалась нормализация экскреции оксалатов (Ox/Cr = 0,04–0,06), однако продолжалось прогрессирующее снижение фильтрационной функции почек (СКФ по Шварцу 60 мл/мин/1,73 м2). С учетом быстрых темпов прогрессирования заболевания ребенок был консультирован трансплантологами с целью определения сроков возможной изолированной трансплантации печени. В настоящее время проводится обследование родителей для определения потенциальных доноров для родственной трансплантации печени.

Таким образом, в первом случае у ребенка 7 лет с первичной гипероксалурией 1-го типа, инфантильной пиридоксинрезистентной формой с нефрокальцинозом и возвратным уролитиазом наблюдается длительная сохранность функционального состояния почек, тогда как, по данным литературы, при инфантильной форме заболевания тХПН наступает в 80 % случаев до 3 лет. Во втором случае у девочки с ювенильной пиридоксин-чувствительной формой заболевания с изолированным нефрокальцинозом отмечается прогрессирующее снижение функции почек. Выявленные у второго ребенка мутации в гене AGXT (pGly41Arg, р.Gly170Arg) относят к т. н.
дислокационным мутациям (приводят к “ошибочному” переносу фермента из пероксисом в митохондрии гепетоцитов) с хорошим ответом на терапию высокими дозами пиридоксина. Положительный ответ на пиридоксин проявляется снижением уровня экскреции оксалатов с замедлением темпов прогрессирования заболевания, однако у девочки на терапии пиридоксином при снижении экскреции оксалатов до нормального уровня продолжалось снижение СКФ. Полученные данные еще раз свидетельствуют о сложности проведения клинико-генетических ассоциаций при первичной гипероксалурии 1-го типа.

Всем больным с первичной гипероксалурией независимо от типа рекомендуется повышенный питьевой режим (от 2 до 3 л/м2), что подтверждается крупным эпидемиологическим и проспективным исследованием о влиянии потребления большого количества жидкости для предотвращения камнеобразования [38]. Жидкость необходимо потреблять круглосуточно, без длительных безводных промежутков, для чего детям раннего возраста устанавливают гастростому для введения необходимого объема жидкости. Диетические мероприятия по ограничению поступления с пищей оксалатов и кальция при данной патологии нецелесообразны, т. к. не предотвращают прогрессирования заболевания, а лишь ухудшают качество жизни пациента. Патогенетически обосновано использование высоких доз (10–30 мг/кг) пиридоксина при первичной гипероксалурии 1-го типа, т. к. он является кофактором AGX, однако положительный эффект от терапии пиридоксином в настоящее время выявлен у пациентов с определенными мутациями в гене AGXT (p.Gly170Arg, p.Phe152Ile). Положительным ответом на терапию пиридоксином считается снижение экскреции оксалатов минимум на 30 % от исходного уровня при использовании максимальной дозы в течение 1–3
месяцев [39]. С целью ингибирования оксалатно/кальциевой кристаллизации рекомендуется использование цитратов, в частности цитрата калия в дозе 100–150 мг/кг/сут, которые образуют нерастворимые соединения с кальцием, выводя его из организма [40]. Необходим постоянный прием препаратов фосфора (ортофосфат 30–40 мг/кг/сут) и магния (оксид магния 300–500 мг/сут/м2).

В настоящее время продолжается оценка эффективности использования пробиотиков – Oxalobacter formigenes (облигатные анаэробные бактерии, естественно колонизирующие желудочно-кишечный тракт), который метаболизирует оксалаты в кишечнике, препятствуя их всасыванию [37, 41].

При достижении тХПН пациентам с первичной гипероксалурией 1-го типа для профилактики развития системного оксалоза рекомендуется проведение ежедневного гемодиализа высокого потока в сочетании с перитонеальным диализом или длительных ежедневных сеансов гемодиализа [42, 43].

В настоящее время, по данным различных авторов, на момент установления диагноза первичной гипероксалурии 1-го типа высокая доля больных (10–40 %) уже достигают тХПН [5, 10, 11, 19, 44]. Выбор варианта трансплантации (изолированная трансплантация печени или почек, комбинированная трансплантация печени и почек) проводится в зависимости от степени снижения функционального состояния почек (СКФ) [45]. Для оптимизации трансплантационной стратегии решение вопроса о сроках и виде трансплантации органов необходимо планировать до достижения пациентами тХПН.

Обзорный снимок брюшной полости больной П. К., демонстрирующий рентген-позитивные конкременты в медуллярном слое почек

Изолированная трансплантация почки, впервые выполненная больному с первичной гипероксалурией 1-го типа в 1969 г., в настоящее время считается малоэффективным методом. Связано это с высоким процентом возврата нефрокальциноза и уролитиаза в трансплантате в короткие сроки после
трансплантации и как следствие – низкой выживаемостью почечного трансплантата и плохим качеством жизни больных. Так, по данным регистра Европейской ассоциации диализа и трансплантации (ERA-EDTA), 3-летняя выживаемость трансплантата почки среди реципиентов с первичной гипероксалурией 1-го типа составляет 23 % от живого и 17 % от трупного донора [46]. Кроме того, изолированная трансплантация почки не предотвращает прогрессирования системного
оксалоза с вовлечением костной и сосудистой патологии [10, 47]. Частичная успешность изолированной трансплантации почки может быть достигнутой при наличии остаточной активности фермента AGT и сохранении остаточной функции почки на момент трансплантации (СКФ – 20–30 мл/мин/1,73 м2) с проведением диализа в послеоперационный период. В случае доказанной пиридоксин-чувствительности при изолированной трансплантации почки необходимо продолжать
прием пиридоксина с целью снижения экскреции оксалатов и предотвращения рецидива нефрокальциноза и уролитиаза в трансплантате. Проведение пред- и посттрансплантационного диализа направлено на снижение плазменного Ох/Са и может снижать риск повторного осаждения оксалатов в трансплантате [48].

Результаты секвенирования гена AGXT пациентов П. К. и С. М., мутации pGly41Arg, p.Gly170Arg, c.33_34insC в экзонах 1,4 в гетерозиготном состоянии

При СКФ в диапазоне 50–70 мл/мин/1,73 м2 предлагается проведение изолированной трансплантации печени, позволяющей полностью восстанавливать активность фермента AGT со стабилизацией или улучшением функционального состояния почек, возможным растворением отложений Ох/Са в медуллярном /кортикальном слоях почек и предотвращением развития системных осложнений [49]. Однако сохраняется этическая проблема, связанная с удалением “здоровой” по всем остальным параметрам печени [50, 51].

Комбинированная трансплантация печени и почек у больных с первичной гипероксалурией 1-го типа целесообразна при СКФ в пределах 40–20 мл/мин/1,73 м2, т. к. значительно повышается интенсивность отложения Ох/Са во всех органах и тканях, а функциональное состояние почек продолжает ухудшаться [46]. В этой ситуации трансплантация печени заменяет фермент-дефицитный орган, а трансплантация почки служит для замены функции пораженного основного органа-мишени. Кроме того, существует теория о том, что комбинированная гепаторенальная трансплантация имеет иммунологическое преимущество; так, своевременное лечение острого отторжения в одном органе может предотвратить отторжение другого органа. К тому же предполагается, что лимфотоксические
антитела могут исчезать после пересадки печени, возможно за счет абсорбции их непаренхимальными клетками печени [52]. По данным Европейского и Американского регистров по первичной гипероксалурии 1-го типа, комбинированная трансплантация печени и почек у взрослых больных имеет лучшие результаты выживаемости трансплантата: 1-, 2- и 5-летняя выживаемость пациентов составляет 88, 80 и 72 % соответственно, а выживаемость трансплантата – 82, 78 и 62 % соответственно [18, 50]. Сравнительный анализ различных вариантов трансплантации почек и печени у 58 взрослых больных с первичной гипероксалурией 1-го типа показал лучшую 3-летнюю выживаемость трансплантата при комбинированной трансплантации печени и почек (95 %) по сравнению с изолированной трансплантацией почки (56 %) [50]. При этом следует отметить, что в детском возрасте, особенно в группе до 5 лет, смертность после комбинированной трансплантации печени и почек может достигать 40 %, хотя уже в следующей возрастной группе (5–10 лет) выживаемость пациентов составляет около 80 % [53, 54]. Комбинированная трансплантация печени и
почек может выполняться последовательно или одновременно.

После комбинированной трансплантации печени и почек происходит нормализация эндогенной продукции оксалатов, однако экскреция оксалатов с мочой может оставаться значительно повышенной. Это связано с длительной резорбцией системных отложений Ох/Са и может служить риском для развития нефрокальциноза и уролитиаза в почечном трансплантате. В связи с этим как при комбинированной гепаторенальной трансплантации, так при изолированной трансплантации
печени и почек необходимо продолжать повышенное потребление жидкости (до 3 л/м2) и использование ингибиторов кристаллизации в первые 6–12 месяцев после трансплантации. Однозначного мнения по поводу проведения ежедневного гемодиализа после трансплантации не достигнуто; с одной стороны, возможно быстрое удаление плазменного оксалата кальция, связанного с резорбцией системных отложений, с другой – велик риск перенасыщения Ox/Ca за счет уменьшения объема мочи.

Таким образом, представленные клинические наблюдения пациентов с первичной гипероксалурией 1-го типа подчеркивают необходимость ранней диагностики заболевания с целью решения вопроса о виде и сроках проведения трансплантации органов. Консолидированное сотрудничество детских, взрослых нефрологов и трансплантологов может способствовать ранней диагностике первичной гипероксалурии с оптимизацией консервативного лечения и определением четкой трансплантационной стратегии для увеличения выживаемости трансплантатов и больных с улучшением качества их жизни.


Литература


1. Игнатова М.С., Вельтищев Ю.Е. Детская нефрология. Руководство для врачей. Л.: Медицина. 1989.
2. Coward R. Epidemiology of paediatric renal stone disease in the UK. Arch. Dis. Child. 2003;88:962–965.
3. Danpure C.J., Jennings P.R. Peroxisomal alanine:glyoxylate aminotransferase deficiency in primary hyperoxaluria type I. Clin. Sci. 1986;70(5):417–425.
4. Purdue P.E., Lumb M.J., Fox M. et al. Characterisation and chromosomal mapping of a genomic clone encoding human alanine glyoxylate aminotransferase. Genomics 1991;10:34–42.
5. Hoppe B., Langman C. A United States survey on diagnosis, treatment, and outcome of primary hyperoxaluria. Pediatr Nephrol 2003; 18: 98–91.
6. Mistry J.D.C., Chalmers R.A. Hepatic D-glycerate dehydrogenase and glyoxylate reductase deficiency in primary hyperoxaluria type 2. Biochemical Society Transactions 1988;16:626.
7. Rumsby G., Cregeen D.P. Identification and expression of a cDNA for human hydroxypyruvate/glyoxylate reductase. Biochem Biophys Acta 1999; 1446:383–388.
8. Cramer S.D., Ferree P.M., Lin K. et al. The gene encoding hydroxypyruvate reductase (GRHPR) is mutated in patients with primary hyperoxaluria type II. Hum. Mol. Genet. 1999;8:2063–2069.
9. Belostotsky R., Seboun E., Idelson G.H. et al. Mutations in DHDPSL are responsible for primary hyperoxaluria type III. Am J Hum Genet 2010;87(3):392–399.
10. Cochat P., Deloraine A., Rolity M. et al. Epidemiology of primary hyperoxaluria type 1. Nephrol. Dial. Transplant. 1995;10(8):3–7.
11. Kopp N., Leumann E. Changing pattern of primary hyperoxaluria in Switzerland. Nephrol. Dial. Transplant. 1995;10(12):2224–2227.
12. Van Woerden C.S., Jaap W., Groothoff F. et al. Clinical implications of mutation analysis in primary hyperoxaluria type 1. Kidney Int. 2004; 66:746–750.
13. North American Pediatric Renal Trials and Collaborative Studies (NAPRTCS) Annual report 2010. The EMMES Corporation, Rockville, MD.
14. Lewis M., Shaw J., Reid C. et al. Demography and management of childhood established renal failure in the UK. Nephrol. Dial. Transplant. 2007; 22(7):65–75.
15. Hattori S., Yosioka K., Honda M. et al. Japanese Society for Pediatric Nephrology. The 1998 report of the Japanese National Registry data on pediatric end-stage renal disease patients. Pediatr. Nephrol. 2002;
17(6):4564–61.
16. Oxalosis and Hyperoxaluria Foundation, 2009, www.ohf.org.
17. Cochat P., Koch Nogueira P.C., Mahmoud A.M. et al. Primary hyperoxaluria in infants: medical, ethical and economic issues. J. Pediatr. 1999; 135:746–750.
18. Millan M.T., Berquist W.E., So S.K. et al. One hundred percent patient and kidney allograft survival with simultaneous liver and kidney transplantation in infants with primary hyperoxaluria: a single-center experience. Transplantation 2003;76:1458–1463.
19. Harambat J., Fargue S., Acquaviva C. et al. Genotype-phenotype correlation in primary hyperoxaluria type 1: the p.Gly170Arg AGXT mutation is associated with a better outcome. Kidney Int 2010;77(5):443–449.
20. Lieske J.C., Monico C.G., Holmes W.S. et al. International registry for primary hyperoxaluria. Am. J. Nephrol. 2005;25:290–96.
21. Toussaint C., Vienne A., De Pauw L. et al. Combined liver-kidney transplantation in primary hyperoxaluria type 1. Bone histopathology and oxalate body content. Transplantation 1995;59(12):1700–1704.
22. Day D.L., Scheinman J.I., Mahan J. Radiological aspects of primary hyperoxaluria. Am. J. Roentgenol. 1986;146(2):395–401.
23. Leumann E.P., Dietl A., Matasovic A. Urinary oxalate and glycolate excretion in healthy infants and children. Pediatr. Nephrol. 1990;4(5):493–97.
24. Hoppe B., Leumann E., Milliner D. Urolithiasis in childhood. In: Geary D, Schafer F (eds). Comprehensive Pediatric Nephrology. Elsevier/WB Saunders: New York, 2008;499–52.
25. Danpure C.J. Primary hyperoxaluria. In: Scriver C.R., Beaudet A.L., Sly W.S., Valle D., eds. The Metabolic and Molecular Bases of Inherited Disease. 8 ed. Vol 2. Том 2. New York: McGraw-Hill; 2001. 3323–67.
26. Daudon M., Jungers P. Clinical value of crystalluria and quantitative morphoconstitutional analysis of urinary calculi. Nephron. Physiol. 2004;98:31–36.
27. Wong P.N., Law E.L.K., Tong G.M.W. et al. Diagnosis of primary hyperoxaluria type 1 by determination of peritoneal dialysate glycolic acid using standard organic-acids analysis method. Perit. Dial. Int. 2003;23:210–213.
28. Takada Y., Kaneko N., Esumi H. et al. Human peroxisomal L-alanine: glyoxylate aminotransferase. Evolutionary loss of a mitochondrial targeting signal by point mutation of the initiation codon. Biochem. J. 1990; 268:517–520.
29. Williams E.L., Acquaviva C., Amoroso A. et al. Primary hyperoxaluria type 1: update and additional mutation analysis of the AGXT gene. Hum. Mutat. 2009;30:910–917.
30. Niaudet P. Primary hyperoxaluria. Orphanet encyclopedia. March 2004, www.orpha.net/data/patho/GB/uk-oxalos.pdf.
31. Small K.W., Scheinman J., Klintworth G.K. A clinicopathological study of ocular involvement in primary hyperoxaluria. N. Engl. J. Med. 1994;331:1553.
32. Frishberg Y., Rinat C., Shalata A. et al. Intra-familial clinical heterogeneity: absence of genotype-phenotype correlation in primary hyperoxaluria type 1 in Israel. Am. J. Nephrol. 2005;25:269–275.
33. Hoppe B., Danpure C.J., Rumsby G. et al. A vertical (pseudodominant) pattern of inheritance in the autosomal recessive disease primary hyperoxaluria type 1: lack of relationship between genotype, enzymatic phenotype and disease severity. Am. J. Kidney Dis. 1997;29:36–44.
34. Danpure C.J. Primary hyperoxaluria: from gene defects to designer drugs? Nephrol Dial Transplant 2005;20:1525–1529.
35. Monico C.G., Rosetti S., Olson J.B. et al. Pyridoxine effect in type 1 primary hyperoxaluria is associated with the commonest mutant allele. Kidney Int. 2005;67:1704–1709.
36. Santana A., Salido E., Torres A. et al. Primary hyperoxaluria type 1 in the Canary Islands: a conformational disease due to I244T mutation in the P11Lcontaining alanine:glyoxylate aminotransferase. Proc Natl Acad Sci USA 2003;100(12):7277–7282.
37. Beck B., Hoppe B. Is there a genotype-phenotype correlation in primary hyperoxaluria type 1? Kidney International 2006;70:984–986.
38. Borghi L., Meschi T., Amato F. et al. Urinary volume, water and recurrences in idiopathic calcium nephrolithiasis: a 5-year randomized prospective study. J. Urol. 1996;155:839–843.


39. Monico C.G., Rossetti S., Olson J.B. et al. Pyridoxine effect in type I primary hyperoxaluria is associated with the most common mutant allele. Kidney Int. 2005;67:1704–1709.
40. Leumann E., Hoppe B., Neuhaus T. Management of primary hyperoxaluria: efficacy of oral citrate administration. Pediatr. Nephrol. 1993;7:207–211.
41. Hoppe B., Beck B., Gatter N. et al. Oxalobacter formigenes: a potential tool for the treatment of primary hyperoxaluria type 1. Kidney Int. 2006; 70:1305–1311.
42. Illies F., Bonzel K.E., Wingen A.M. et al. Clearance and removal of oxalate in children on intensified dialysis for primary hyperoxaluria type 1. Kidney Int. 2006;70:1642–1648.
43. Diaz C., Catalinas F.G., de Alvaro F. et al. Long daily hemodialysis sessions correct systemic complications of oxalosis prior to combined liver-kidney transplantation: case report. Ther. Apher. Dial. 2004;8(1):52–55.
44. Van Woerden C.S., Groothoff J.W., Wanders R.J. et al. Primary hyperoxaluria type 1 in The Netherlands: prevalence and outcome. Nephrol. Dial. Transplant. 2003;18(2):273–279.
45. Cochat P., Fargue S., Harambat J. Primary hyperoxaluria type 1: strategy for organ transplantation. Curr. Opin. Organ. Transplant. 2010;15(5):590–593.
46. Malla I., Lysy P.A., Godefroid N. et al. Two-step transplantation for primary hyperoxaluria: cadaveric liver followed by living donor related kidney transplantation. Pediatr. Transplant. 2009;13:82–84.
47. Broyer M., Brunner F.P., Brynger H. et al. Kidney transplantation in primary oxalosis: Data from the EDTA registry. Nephrol. Dial. Transplant. 1990;5:332−336.
48. Lumb M.J., Danpure C.J. Functional synergism between the most common polymorphism in human alanine:glyoxylate aminotransferase and four of the most common disease-causing mutations. J. Biol. Chem. 2000; 275:36415–36422.
49. Galanti M., Contreras A. Excellent renal function and reversal of nephrocalcinosis 8 years after isolated liver transplantation in an infant with primary hyperoxaluria type 1. Pediatr. Nephrol. 2010;25:2359–2362.
50. Purdue P.E., Lumb M.J., Fox M. et al. Characterization and chromosomal mapping of a genomic clone encoding human alanine-glyoxylate aminotransferase. Genomics. 1991;10:34–42.
51. Coulter-Mackie M.B., Rumsby G. Genetic heterogeneity in primary hyperoxaluria type 1: Impact on diagnosis. Mol. Genet. Metab. 2004;83:38–46.
52. Flye M.W., Duffy B., Phelan D. et al. Protective effects of liver transplantation on a simultaneous transplanted kidney in a highly sensitized patient. Transplantation. 1990;50:1051–1054.
53. Parekh R.S., Smoyer W.E., Bunchman T.E. Diagnosis and management of primary hyperoxaluria type 1 in infancy. Pediatr. Transplant. 1997;1:48–54.
54. Gagnadoux M.F., Niaudet P. Long-term results of combined liver-kidney transplantation in six children with primary hyperoxaluria. Nephrol. Dial. Transplant (workshop abstract) 1999;14:2784–2789.
55. Zhang X., Roe S.M., Hou Y. et al. Crystal structure of alanine-glyoxylate aminotransferase and the relationship between genotype and enzymatic phenotype in primary hyperoxaluria type 1. J. Mol. Biol. 2003;331:643–652.
56. Danpure C.J. Primary hyperoxaluria type 1: AGT mistargeting highlights the fundamental differences between the peroxisomal and mitochondrial protein import pathways. Biochimica et Biophysica Acta 2006;1763:1776–1784.
57. Quispe Gonzales J.O. et al. Delayed diagnosis of primary hyperoxaluria in a young patient with advanced chronic renal failure. Nefrologia 2011; 31(2):227–229.


Об авторах / Для корреспонденции


Папиж С.В. – научный сотрудник отделения наследственных и приобретенных болезней почек, ФГУ “МНИИ педиатрии и детской хирургии” Минздравсоцразвития России.
E-mail: papijsveta@mail.ru;
Приходина Л.С. – ведущий научный сотрудник отделения наследственных и приобретенных болезней почек, ФГУ “МНИИ педиатрии и детской хирургии” Минздравсоцразвития России, к.м.н.;
Захарова Е.Ю. – руководитель лаборатории наследственных болезней обмена веществ, Медико-генетический научный центр РАМН, к.м.н.;
Nagel М. – руководитель лаборатории молекулярной диагностики, Центр нефрологии и нарушений обмена веществ


Похожие статьи


Бионика Медиа