Фактор роста фибробластов 23-го типа и хроническая болезнь почек


А.Н. Нимгирова, А.М. Есаян, И.Г. Каюков.

Кафедра нефрологии и диализа ФПО ГБОУ ВПО ПСПбГМУ им. акад. И.П. Павлова МЗ РФ, Санкт-Петербург
В данном обзоре обсуждается роль фактора роста фибробластов 23-го типа (ФРФ-23) в прогрессировании почечной дисфункции, а также его кардиоваскулярные эффекты у пациентов с хронической болезнью почек. Рассматриваются различия эффектов ФРФ-23 на додиализной стадии хронической болезни почек для диализных пациентов и реципиентов почечного аллотрансплантата.

Введение

Хроническая болезнь почек (ХБП) в настоящее время признана как глобальная проблема. Около 10% населения развитых стран страдают ХБП. В развивающихся странах и странах третьего мира эта цифра еще выше. ХБП увеличивает риск преждевременной смерти. При этом на всех стадиях ХБП ведущей причиной летальности считается патология сердечно-сосудистой системы (ССЗ) [1].

У подавляющего большинства пациентов с ХБП имеет место гипертрофия левого желудочка (ГЛЖ) – важнейший фактор риска диастолической дисфункции, сердечной недостаточности (СН), нарушений ритма, внезапной смерти [2]. По сравнению с общей популяцией, где частота выявления ГЛЖ составляет около 15–20%, ХБП ассоциируется с ГЛЖ в 75–80% случаев. Это объясняется наличием факторов, присущих сугубо ХБП: анемия, ретенция натрия, гиперволемия, нарушение гомеостаза фосфора, наряду с традиционными (в первую очередь артериальной гипертензии – АГ) [3, 4].

Прорывом в изучении кардиоваскулярных осложнений при ХБП стало открытие гормона группы фосфотонинов, названного фактором роста фибробластов 23-го типа (ФРФ-23).

Первые сообщения о фосфотонинах появились в 1994 г. в исследованиях пациентов с опухоль-индуцированной остеомаляцией [5, 6]. В культурах опухолевых клеток был обнаружен термочувствительный фактор размером 10–30 кДа, который подавлял реабсорбцию фосфора в почках, главным образом в проксимальных извитых канальцах [5, 6]. В последующем он получил название «фосфотонин». В результате действия данного фактора нарастает почечная экскреция фосфора, снижается уровень фосфатов сыворотки крови, подавляется также секреция кальцитриола почками [5, 6]. Такое состояние характерно для пациентов с аутосомно-доминантным гипофосфатемическим рахитом (АДГР) и опухоль-индуцированной остеомаляцией [5, 6]. Еще до открытия ФРФ-23 в 2000 г. была высказана гипотеза, согласно которой у пациентов с АДГР имеет место мутация гена, продуцирующего фосфотонин, вероятно, и являющаяся причиной перечисленных выше изменений [7].

Спустя шесть лет фосфотонин был идентифицирован как член семейства ФРФ и назван ФРФ- 23-го типа [8]. По результатам серии исследований в 2000 г. группа T. Yamashita [8] установила, что ФРФ-23 синтезируется в вентролатеральных ядрах таламуса, а также в низких концентрациях в тимусе.

Y. Katoh et al. [9] обнаружили экспрессию ФРФ-23 в дендритных клетках. Однако ФРФ-23 главным образом секретируется остеоцитами и остеобластами костной ткани [10], откуда поступает в кровоток и действует как гормон [7, 11].

Физиологические эффекты ФРФ опосредуются их рецепторами (РФРФ), представляющими собой тирозинкиназы, кодируемые четырьмя различными генами (ФРФР1–ФРФР4) [12–15]. ФРФ-23 взаимодействует со всеми 4 рецепторами [12]. Однако аффинность ФРФ-23 ко всем этим рецепторам непрочна из-за наличия у него атипичного гепарин-связывающего домена [12, 16]. Несмотря на то что РФРФ повсеместно распространены в организме, точки приложения ФРФ-23 ограничиваются только почками и паращитовидными железами [12, 16]. ФРФ-23 действует путем связывания и активации соответствующих рецепторов при обязательном участии ко-рецептора Klotho [17, 18]. Экспрессия белка Klotho чрезвычайно высока в дистальных канальцах почек, паращитовидных железах и хориоидных узлах головного мозга [14, 15, 19]. Кроме того, посредством протеолитического расщепления Klotho отходит от поверхности клеток и поступает в кровоток. Растворимый белок Klotho действует (при этом независимо от ФРФ-23) на уровне клеток проксимальных канальцев как аутокринный фосфатурический энзим [20, 21].

Главной точкой приложения ФРФ-23 является РФРФ-Klotho-комплекс в почках. ФРФ-23 индуцирует экскрецию фосфата за счет подавления экспрессии IIa и IIc натрий-зависимых ко-транспортеров в проксимальных канальцах почек [22, 23]. ФРФ-23 снижает также всасывание фосфата в кишечнике за счет снижения уровня 1,25 дигидроксивитамина Д [1,25(OH)2D] посредством как подавления экспрессии 1-α-гидролазы, так и стимулирования экспрессии катаболической 24-гидроксилазы [24].

С другой стороны, витамин D сам контролирует образование ФРФ-23. В частности, показано, что у мышей происходит существенное нарастание уровня ФРФ-23 в плазме уже в течение нескольких часов после введения 1,25(OH)2D3 [25].

Подобный регуляторный механизм обратной связи между ФРФ-23 и витамином D был установлен и в клинических исследованиях: у диализных пациентов с вторичным гиперпаратиреозом внутривенное введение кальцитриола существенно повысило уровень ФРФ-23 в сыворотке крови [26, 27]. В то же время K. Wesseling-Perry et al. (2009) [28] установили, что значительное повышение уровня ФРФ-23 у пациентов на программном гемодиализе после внутривенного введения ПТГ не сопровождалось каким-либо изменением уровня кальцитриола, что указывает на прямой стимулирующий эффект ПТГ на ФРФ-23.

У здоровых добровольцев прием пищи с высоким содержанием фосфора и кальцитриол стимулируют, а ограничение потребления фосфора подавляет секрецию ФРФ-23 [29–31]. При потреблении пищи, богатой фосфором, высокий уровень ФРФ-23 индуцирует фосфатурию и подавляет образование кальцитриола. Cо своей стороны низкий уровень кальцитриола снижает кишечную абсорбцию фосфора. В случае низкофосфорной диеты, наоборот, сниженный уровень ФРФ-23 способствует накоплению фосфата в организме и усилению всасывания его в кишечнике посредством нарастания уровня кальцитриола.

ФРФ-23 и хроническая болезнь почек

Под воздействием ФРФ-23 происходит стимуляция ренальной экскреции фосфора за счет прямого подавления натрий-фосфатных ко-транспортеров в проксимальных канальцах и подавления образования активной формы витамина D в почках [19, 22, 32–34]. По мере ухудшения функции почки уровень ФРФ-23 прогрессивно нарастает. По своей сути это адаптивный процесс, направленный на поддержание баланса фосфата в организме в условиях снижения способности почек к его экскреции при ХБП [35]. Поддержание нормального уровня фосфата в крови, несомненно, оказывает благоприятное воздействие, т.к. известно, что гиперфосфатемия или даже умеренное повышение уровня фосфата в пределах референтных значений служит фактором риска для почечных и кардиоваскуляных исходов [36, 37].

Повышенный уровень ФРФ-23 – независимый фактор риска смертности среди диализных пациентов [38, 39] и ускоренных темпов снижения скорости клубочковой фильтрации (СКФ) на более ранних стадиях ХБП [40, 41]. Однако недостатком данных исследований было ограниченное число наблюдений. В связи с этим T. Isakova et al. [42] предприняли крупное проспективное исследование, включив 3879 пациентов с ХБП С2–С4-стадий. Наблюдение проводилось с 2003 по 2008 г. (в среднем 3,3 года на одного пациента). Цель исследования – подтвердить или отвергнуть гипотезу о независимой роли ФРФ-23 как фактора риска смерти или быстрого развития терминальной почечной недостаточности. Авторы выявили прямую зависимость между уровнем ФРФ-23, высоким риском смерти и развития терминальной почечной недостаточности. Особо значимо такая корреляция прослеживалась при СКФ в пределах 30–44 мл/мин/1,73 м2 (относительный риск – 1,3) и ≥45 мл/мин/1,73 м2 (относительный риск – 1,7). В группе пациентов с ХБП-С4 такая закономерность не прослеживалась.

Показано, что уровень ФРФ-23 прямо коррелирует с выраженностью ГЛЖ. Строгая взаимосвязь между ними прослеживается начиная с ранних стадий ХБП. С другой стороны, у больных, получающих диализные методы лечения, имеющих чрезвычайно высокие уровни ФРФ-23, после трансплантации почки наблюдается обратное развитие ГЛЖ с пропорциональным снижением уровня ФРФ-23 [43–45].

D. Fliser et al. [40] также установили, что не уровень сывороточного фосфора, а ФРФ-23 является важным независимым предиктором прогрессирования ХБП. У пациентов с терминальной стадией ХБП сывороточный уровень ФРФ-23 значительно повышается в ответ на хроническую перегрузку фосфором и активную терапию витамином D [26]. Тем не менее нарастание уровня ФРФ-23 не может компенсировать ретенцию фосфора, т.к. сокращение массы действующих нефронов ограничивает возможности почек по экскреции фосфора.

O. Gutierrez et al. [38] обнаружили у пациентов, начинающих лечение гемодиализом, следующее: более высокий уровень ФРФ-23 строго ассоциирован с повышенным риском общей и сердечно-сосудистой смертности в течение 1-го года диализного лечения. Аналогичные данные приводят G. Jean et. al. [39], исследуя популяцию больных, длительное время находящихся на программном гемодиализе.

Интересно, что в обоих исследованиях результаты не зависели от уровня сывороточного фосфора, а взаимосвязь между высоким уровнем ФРФ-23 и смертностью оставалась значительной даже для пациентов с нормофосфатемией.

В другом перекрестном исследовании, в котором участвовала большая группа пациентов с ХБП-С2 (средняя СКФ ~ 73 мл/мин), была отмечена прямая корреляция между уровнем ФРФ-23 и такими параметрами сосудистой функции, как ригидность артериальной стенки, определяемая по скорости пульсовой волны, и эндотелиальная дисфункция, оцененная инвазивным методом определения кровотока в предплечье. В данной подгруппе была выполнена магнитно-резонансная томография в ангиорежиме для оценки степени артериального стеноза как суррогатного маркера атеросклероза, по результатам которой выявлена взаимосвязь высоких значений ФРФ-23 со степенью выраженности атеросклероза [46]. Многие исследователи отмечают корреляцию концентрации ФРФ-23 с выраженностью кальцификации периферических и/или коронарных артерий [47–49].

Учитывая остеогенное преобразование гладкомышечных клеток сосудов, которое происходит в атеросклеротических бляшках, нельзя исключить, что действие ФРФ-23 может происходить и локально в сердечно-сосудистой системе. Однако наличие ФРФ-23 в сердце или аорте пока не подтверждено [50].

ФРФ-23 после аллотрансплантации почки

Аллотрансплантация почки (АТП) является предпочтительным методом лечения терминальной почечной недостаточности. Несмотря на то что среди данной категории пациентов высок уровень смертности от множества причин по сравнению с общей популяцией [51], успешная трансплантация приближает функцию почек к нормальной, освобождает пациента от строгого графика гемодиализа и значительно увеличивает выживаемость [52].

На протяжении последних десятилетий функционирование аллотрансплантата и выживаемость пациентов улучшились вследствие достижений в области хирургической техники, иммунносупрессивной терапии и профилактики оппортунистических инфекций [53]. Это привело к тому, что смертность и инвалидизация от кардиоваскулярных осложнений по своей значимости превзошли инфекции и раннюю потерю трансплантата вследствие острого отторжения. Основной угрозой для выживаемости трансплантата и пациента в настоящее время служат поздние осложнения – ССЗ и снижение функции трансплантата в отдаленном периоде, вызванные интерстициальным фиброзом и канальцевой атрофией (ИФ/КА) [54].

На ранних сроках после АТП у большинства пациентов развиваются гипофосфатемия и гиперкальциемия вследствие сохраняющегося еще высокого уровня ФРФ-23 [55, 56].

ПТГ-ассоциированные теории, существовавшие ранее, не могут до конца объяснить причины возникновения дефицита 1,25-дигидрооксивитамина D или развитие фосфатурии после успешной АТП при низких уровнях ПТГ, например, у пациентов после паратиреоидэктомии [48].

Дефицит 1,25-дигидроксивитамина D часто персистирует в течение нескольких месяцев после АТП, несмотря на высокий уровень ПТГ, адекватное функционирование аллотрансплантата и гипофосфатемию, в то время как каждый из этих параметров должен стимулировать его продукцию [57].

Исследования Green et al. [56] поставили под сомнение роль ПТГ как основного фактора развития гипофосфатемии после АТП. По сравнению со здоровыми добровольцами в сыворотках реципиентов почечного аллотрансплантата отмечено значительное снижение уровня фосфора и усиление транспорта его в почечных канальцах. Дополнительное введение ингибиторов ПТГ не повлияло на эти эффекты, что позволило предположить наличие циркулирующего фактора, отличного от ПТГ, ответственного за фосфатурию у пациентов с ХБП, в т.ч. с терминальной стадией и в раннем периоде после АТП [56].

Существовала также гипотеза о вкладе в развитие гипофосфатемии иммуносупрессивных препаратов, таких как глюкокортикоиды и ингибиторы кальциневрина [58, 59]. Однако низкая частота развития гипофосфатемии после трансплантации других органов, когда применяются аналогичные препараты, часто в больших дозах, противоречит такому предположению [60, 61]. По некоторым данным, новые препараты, такие как рапамицин, усиливают почечную экскрецию фосфора и гипофосфатемию [62], но сообщения о высокой частоте развития гипофосфатемии после АТП появились задолго до применения данного класса препаратов.

Гипофосфатемия в раннем послеоперационном периоде развивается у 93% реципиентов почечного аллотрансплантата [63], у 6–27% персистирует от нескольких месяцев до нескольких лет [64–66].

I. Bhan et al. [65] наблюдали за 27 реципиентами почечного аллотрансплантата: в 85% случаев имело место развитие гипофосфатемии (фосфор сыворотки <2,6мг/дл), в 37% – тяжелая гипофосфатемия (<1,5мг/дл); не зарегистрировано ни одного случая гиперкальциемии.

В течение первой недели после АТП отмечено значительное снижение уровня ПТГ, тогда как уровень ФРФ-23 десятикратно превысил нормальные значения [65].

У пациентов после АТП ФРФ-23 оказался независимым предиктором гипофосфатемии, усиленной фосфатурии и уровня 1,25-дигидроксивитамина D. В противоположность этому ПТГ не коррелировал ни с одним из этих параметров [65].

Схожие данные были получены в другом обсервационном исследовании, в ходе которого оценивали минеральный обмен до АТП и через 3 месяца после операции у 41 реципиента почечного аллотрансплантата [66]. Доказано, что развитие тяжелой гипофосфатемии у реципиентов почечного аллотрансплантата обусловлено высокими уровнями как ФРФ-23, так и ПТГ до операции. Кроме того, оба фактора служат независимыми предикторами концентрации 1,25-дигидроксивитамина D.

В следующем исследовании P. Evenepoel et al. [63] наблюдали реципиентов после операции в течение 12 месяцев, а группой сравнения стали пациенты с аналогичным уровнем СКФ.

В 14% случаев гипофосфатемия персистировала в течение года после АТП, средние значения сывороточного фосфора были значительно ниже, а уровень ПТГ был выше среди реципиентов по сравнению с пациентами с ХБП. Уровень ФРФ-23 у реципиентов почечного аллотрансплантата и у пациентов с ХБП оказались аналогичными. Однако следует отметить, что, несмотря на сопоставимые уровни ФРФ-23 после АТП, высокий уровень ФРФ-23 сопровождается гипофосфатемией и фосфатурией [64].

J. Bacchetta et al. [67] показали, что в педиатрической практике после операции АТП уровень ФРФ-23 выше, чем у детей с сопоставимой стадией ХБП и сывороточной концентрацией фосфора. Вполне вероятно, что третичный избыток ФРФ-23 у детей после АТП играет столь же важную роль в минеральном обмене, как и у взрослых.

Таким образом, результаты многочисленных исследований позволили установить, что ФРФ-23, а не ПТГ является главным патогенетическим фактором развития синдрома гипофосфатемии после успешной АТП и сопутствующего дефицита витамина D [63, 65, 66, 68]. Гипофосфатемия способствует развитию у данных пациентов осложнений, таких как мышечная слабость, метаболическая энцефалопатия [61, 69–72].

Известно, что пациенты с АТП имеют повышенный риск переломов. Это обусловлено деминерализацией костей вследствие индуцированной ФРФ-23 фосфатурии, ФРФ-23-опосредованного ингибирования синтеза 1,25-дигидроксивитамина D на фоне иммуносупрессивной терапии глюкокортикостероидами, приводящей в конечном итоге к развитию остеомаляции и остеопороза.

Как отмечено выше, ФРФ-23 является важным независимым предиктором прогрессирования ХБП [40, 73].

Прямая взаимосвязь между потреблением фосфора и уровнем ФРФ-23 подтверждена исследованиями, в которых ограничение употребления продуктов с высоким содержанием фосфора приводит к снижению уровня ФРФ-23 [74], способствуя замедлению прогрессирования ХБП [75, 76]. Некоторые исследователи расценивают нефрокальциноз проявлением фосфат-ассоциированной нефротоксичности [77–79], а посттрансплантационная гипофосфатемия и гиперкальциемия ассоциированы с отложением кальция и фосфора в почечном аллотрансплантате [80].

Хотя данные о влиянии дефицита витамина D на реципиентов почечного аллотрансплантата ограничены, по данным P. Ahmadpoor et al. [81], по результатам исследований N. Tanaci et al. [82], S. Sezer et al. [83], C. Mathieu et al. [84] дополнительное введение кальцитриола ассоциировалось со снижением экспрессии нескольких ко-стимулирующих молекул и улучшением функции аллотрансплантата. Исследования на животных также подтверждают, что кальцитриол и аналоги витамина D могут защитить почечный аллотрансплантат [85].

Сочетание высокой частоты распространенности дефицита витамина D на реципиентов почечного аллотрансплантата [86–88], низкого уровня 1,25-дигидроксивитамина D, связанного с избытком ФРФ-23, в совокупности могут способствовать неблагоприятным исходам выживаемости почечного аллотрансплантата посредством иммунных механизмов, но это до настоящего времени не изучено.

M. Wolf et al. [89] в результате обследования 984 реципиентов почечного аллотрансплантата установили, что ФРФ-23 является независимым фактором риска потери почечного аллотрансплантата и смертности.

Нами было показано, что после постепенного снижения уровня ФРФ-23 в течение примерно первых 2 лет после АТП в последующем отмечается нарастание данного гормона. Причем отмечена статистически значимая отрицательная корреляция уровня ФРФ-23 со скоростью клубочковой фильтрации, размерами трансплантата и прямая – с концентрацией фосфора сыворотки и протеинурией [90].

Таким образом, в ранние сроки после АТП по мере нормализации показателей фосфорно-кальциевого гомеостаза отмечается снижение уровня ФРФ-23, тогда как в дальнейшем по мере прогрессирования ИФ/КА происходит нарушение канальцевого транспорта фосфора, ретенция его в организме, приводя к усилению синтеза ФРФ-23 со всеми вытекающими последствиями.

В заключение можно констатировать, что открытие ФРФ-23 существенно изменило и углубило наше понимание нарушений фосфорно-кальциевого обмена при ХБП. Результаты экспериментальных и клинических исследований позволяют говорить о тесной патофизиологической связи между ФРФ-23 и кардиоваскулярной патологией при ХБП на всех этапах развития и прогрессирования – начиная с ранних стадий и заканчивая трансплантацией почки. По существу, ФРФ-23 представляет собой новый независимый фактор сердечно-сосудистого риска для пациентов с ХБП и разработка терапевтических воздействий на него позволила бы существенно улучшить прогноз.


Литература


1. Смирнов А.В., Добронравов В.А., Каюков И.Г. и др. Хроническая болезнь почек: основные принципы скрининга, диагностики, профилактики и подходы к лечению. Национальные рекомендации // Нефрология. – 2012. –
№ 16(1). – С. 89–115.
2. Foley R.N., Parfrey P.S., Sarnak M.J. Clinical epidemiology of cardiovascular disease in chronic renal disease // Am J Kidney Dis. – 1998. – Vol. 32(3). –
P. 112–119.
3. Middleton R.J., Parfrey P.S., Foley R.N. Left ventricular hypertrophy in the renal patient // J Am Soc Nephrol. – 2001. – Vol. 12. – P. 1079–1084.
4. Милованова Л.Ю., Николаев А.Ю., Козлова Т.А. и др. Прогностическое значение ранней коррекции анемии у больных хронической почечной недостаточностью // Нефрология и диализ. – 2004. – № 6(1). –
С. 54–58.
5. Cai Q., Hodgson S.F., Kao P.C. et al. Brief report: inhibition of renal phosphate transport by a tumor product in a patient with oncogenic osteomalacia // N Engl J Med. – 1994. – Vol. 330. – P. 1645–1649.
6. Econs M.J., Drezner M.K. Tumor-induced osteomalacia – unveiling a new hormone // New Engl J Med. – 1994. – Vol. 330. – P. 1679–1681.
7. The ADHR Consortium. Autosomal dominant hypophosphatemic rickets is associated with mutations in FGF23 // Nature Genetics. – 2000. – Vol. 26. – P. 345–348.
8. Yamashita T. et al. Identification of a novel fibroblast growth factor, FGF-23, preferentially expressed in the ventrolateral thalamic nucleus of the brain // Biochemical Biophysical Research Communications. – 2000. – Vol. 277(2). – P. 494–498.
9. Katoh Y., Katoh M. Comparative genomics on mammalian FGF6-FGF23 locus // International Journal of Molecular Medicine. – 2005. – Vol. 16(2). –
P. 355–358.
10. Riminucci M. et al. FGF-23 in fibrous dysplasia of bone and its relationship to renal phosphate wasting // Journal of Clinical Investigation. – 2003. – Vol. 112. – P. 683–692.
11. Shimada T., Mizutani S., Muto T. et al. Cloning and characterization of FGF-23 as a causative factor of tumor-induced osteomalacia // Proc Natl Acad Sci. –
2001. – Vol. 98(11). – P. 6500–6505.
12. Gattineni J., Bates C., Twombley K. et al. FGF23 decreases renal NaPi-2a and NaPi-2c expression and induces hypophosphatemia in vivo predominantly via FGF receptor 1 // American Journal of Physiology: Renal Physiology. – 2009. –
Vol. 297(2). – P. F282–F291.
13. Ambrosetti D., Mansukhani A., Basilico C. Mechanisms underlying differential responses to FGF signaling // Cytokine and Growth Factor Reviews. – 2005. – Vol. 16(2). – P. 233–247.
14. Eswarakumar V.P., Lax I., Schlessinger J. Cellular signaling by fibroblast growth factor receptors // Cytokine and Growth Factor Reviews. – 2005. – Vol. 16(2). – P. 139–149.
15. Yu X., Ibrahimi O.A., Goetz R. et al. Analysis of the biochemical mechanisms for the endocrine actions of fibroblast growth factor-23 // Endocrinology. – 2005. – Vol. 146(11). – P. 4647–4656.
16. Ben-Dov I.Z., Galitzer H., Lavi-Moshayoff V. et al. The parathyroid is a target organ for FGF23 in rats // J Clin Invest. – 2007. – Vol. 117. – P. 4003–4008.
17. Kurosu H., Ogawa Y., Miyoshi. M. et al. Regulation of fibroblast growth factor-23 signaling by Klotho // J. Biol. Chem. – 2006. – Vol. 281. – P. 6120–6123.
18. Urakawa I. et al. Klotho converts canonical FGF receptor into a specific receptor for FGF23 // Nature. – 2006. – Vol. 444. – P. 770–774.
19. Larsson T., Marsell R., Schipani E. et al. Transgenic mice expressing fibroblast growth factor 23 under the control of the alpha1(I) collagen promoter exhibit growth retardation, osteomalacia, and disturbed phosphate homeostasis // Endocrinology. – 2004. – Vol. 145. – P. 3087–3094.
20. Hu M.C., Shi M., Zhang J. et al. Klotho: a novel phosphaturic substance acting as an autocrine enzyme in the renal proximal tubule // FASEB Journal. –
2010. – Vol. 24(9). – P. 3438–3450.
21. Kuro O M. Phosphate and Klotho // Kidney International. – 2011. –Vol. 121. –
P. S20–S23.
22. Shimada T., Urakawa I., Yamazaki Y. et al. FGF-23 transgenic mice demonstrate hypophosphatemic rickets with reduced expression of sodium phosphate cotransporter type IIa // Biochemical and Biophysical Research Communications. – 2004. – Vol. 314(2). – P. 409–414.
23. Yan X., Yokote H., Jing X. et al. Fibroblast growth factor 23 reduces expression of type IIa Na+/Pi co-transporter by signaling through a receptor functionally distinct from the known FGFRs in opossum kidney cells // Genes to Cells. – 2005. – Vol. 10(5). – P. 489–502.
24. Shimada T., Hasegawa H., Yamazaki Y. et al. FGF-23 is a potent regulator of vitamin D metabolism and phosphate homeostasis // J Bone Miner Res. – 2004 Mar. – Vol. 19(3). – P. 429–435.
25. Liu S., Tang W., Zhou J. et al. Fibroblast growth factor 23 is a counter-regulatory phosphaturic hormone for vitamin D // J Am Soc Nephrol. – 2006 May. – Vol. 17(5). – P. 1305–15.
26. Nishi H., Nii-Kono T., Nakanishi S. et al. Intravenous calcitriol therapy increases serum concentration of fibroblast growth factor 23 in dialysis patients with secondary hyperparathyroidism // Nephron Clin Pract. – 2005. –
Vol. 101. – P. 94–99.
27. Hansen D., Rasmussen K., Pedersen S.M. et al. Changes in fibroblast growth factor 23 during treatment of secondary hyperparathyroidism with alfacalcidol or paricalcitol // Nephrology Dialysis Transplantation. – 2012. – Vol. 27(6). –
P. 2263–2269.
28. Wesseling-Perry K., Gales B., Wang H. et al. Skeletal responses to PTH infusion: A comparison between low and high turnover renal osteodystrophy [Abstract] // J Am Soc Nephrol. – 2009. – Vol. 20. – P. 54A.
29. Antoniucci D.M., Yamashita T., Portale A.A. Dietary phosphorus regulates serum fibroblast growth factor-23 concentrations in healthy men // J Clin Endocrinol Metab. – 2006. – Vol. 91. – P. 3144–3149.
30. Burnett S.M., Gunawardene S.C., Bringhurst F.R. et al. Regulation of C-terminal and intact FGF-23 by dietary phosphate in men and women // J Bone Miner Res. – 2006. – Vol. 21. – P. 1187–1196.
31. Ferrari S.L., Bonjour J.P., Rizzoli R. FGF-23 relationship to dietary phosphate and renal phosphate handling in healthy young men // J Clin Endocrinol Metab. – 2005. – Vol. 90. – P. 1519–1524.
32. Saito H., Kusano K., Kinosaki M. et al. Human fibroblast growth factor 23 mutants suppress Na+-dependent phosphate co-transport activity and 1alpha, 25-dihydroxyvitamin D3 production // J Biol Chem. – 2003. – Vol. 278. –
P. 2206–2211.
33. Bai X., Miao D., Li J. et al. Transgenic mice overexpressing human fibroblast growth factor 23 (R176Q) delineate a putative role for parathyroid hormone in renal phosphate wasting disorders // Endocrinology. – 2004. – Vol. 145. –
P. 5269–5279.
34. Sitara D., Razzaque M.S., Hesse M. et al. Homozygous ablation of fibroblast growth factor-23 results in hyperphosphatemia and impaired skeletogenesis, and reverses hypophosphatemia in Phex-deficient mice // Matrix Biol. – 2004.– Vol. 23. – P. 421–432.
35. Gutierrez O., Isakova T., Rhee E. et al. Fibroblast growth factor-23 mitigates hyperphosphatemia but accentuates calcitriol deficiency in chronic kidney disease // J Am Soc Nephrol. – 2005. – Vol. 16. – P. 2205–2215.
36. Kestenbaum B., Sampson J.N., Rudser K.D. et al. Serum phosphate levels and mortality risk among people with chronic kidney disease // J Am Soc Nephrol.– 2005. – Vol. 16(2). – P. 520–528.
37. Norris K.C., Greene T., Kopple J. et al. Baseline predictors of renal disease progression in the African American Study of Hypertension and Kidney Disease // J Am Soc Nephrol. – 2006. – Vol. 17(10). – P. 2928–2936.
38. Gutierrez O.M., Mannstadt M., Isakova T. et al. Fibroblast growth factor 23 and mortality among patients undergoing hemodialysis // The New England Journal of Medicine. – 2008. – Vol. 359(6). – P. 584–592.
39. Jean G., Terrat J.C., Vanel T. et al. High levels of serum fibroblast growth factor (FGF)-23 are associated with increased mortality in long haemodialysis patients // Nephrology Dialysis Transplantation. – 2009. – Vol. 24(9). –
P. 2792–2796.
40. Fliser D., Kollerits B., Neyer U. et al. Fibroblast Growth Factor 23 (FGF23) predicts progression of chronic kidney disease: the mild to moderate kidney disease (MMKD) study // Journal of the American Society of Nephrology. – 2007. – Vol. 18(9). – P. 2600–2608.
41. Titan S.M., Zatz R., Graciolli F.G. et al. FGF-23 as a predictor of renal outcome in diabetic nephropathy // Clin J Am Soc Nephrol. – 2011. – Vol. 6(2). – P. 241–247.
42. Isakova T., Xie H., Yang W. et al. Fibroblast Growth Factor 23 and Risks of Mortality and End-Stage Renal Disease in Patients with Chronic Kidney Disease // JAMA. – 2011 June 15. – Vol. 305(23). – P. 2432–2439.
43. Mirza M.A.I., Larsson A., Melhus H. et al. Serum intact FGF23 associate with left ventricular mass, hypertrophy and geometry in an elderly population // Atherosclerosis. – 2009 Dec. – Vol. 207. – P. 546–551.
44. Gutierrez O.M., Januzzi J.L., Isakova T. et al. Fibroblast growth factor 23 and left ventricular hypertrophy in chronic kidney disease // Circulation. – 2009. – Vol. 119(19). – P. 2545–2552.
45. Hsu H.J., Wu M.S. Fibroblast growth factor 23: a possible cause of left ventricular hypertrophy in hemodialysis patients // Am J Med Sci. – 2009. – Vol. 337. – P. 116–122.
46. Mirza M.A.I., Hansen T., Johansson L. et al. Relationship between circulating FGF23 and total body atherosclerosis in the community // Nephrology Dialysis Transplantation. – 2009. – Vol. 24(10). – P. 3125–3131.
47. Inaba M., Okuno S., Imanishi Y. et al. Role of fibroblast growth factor-23 in peripheral vascular calcification in nondiabetic and diabetic hemodialysis patients // Osteoporosis International. – 2006. – Vol. 17(10). –
P. 1506–1513.
48. Roos M., Lutz J., Salmhofer H. et al. Relation between plasma fibroblast growth factor-23, serum fetuin-A levels and coronary artery calcification evaluated by multislice computed tomography in patients with normal kidney function // Clinical Endocrinology. – 2008. – Vol. 68(4). – P. 660–665.
49. Jean G., Bresson E., Terrat J.C. et al. Peripheral vascular calcification in long-haemodialysis patients: associated factors and survival consequences // Nephrology Dialysis Transplantation. – 2009. – Vol. 24(3). – P. 948–955.
50. Saji F., Shiizaki K., Shimada S. et al. Regulation of fibroblast growth factor 23 production in bone in uremic rats // Nephron. Physiology. – 2009. – Vol. 111(4). – P. 59–66.
51. Foley R.N., Murray A.M., Li S. et al. Chronic Kidney Disease and the Risk for Cardiovascular Disease, Renal Replacement, and Death in the United States Medicare Population, 1998 to 1999 // J Am Soc Nephrol. – 2005. – Vol. 16. –
P. 489–495.
52. Wolfe R.A., Ashby V.B., Milford E.L. et al. Comparison of mortality in all patients on dialysis, patients on dialysis awaiting transplantation, and recipients of a first cadaveric transplant // N Engl J Med. – 1999. – Vol. 341. –
P. 1725–1730.
53. Pascual M., Theruvath T., Kawai T. et al. Strategies to improve long-term outcomes after renal transplantation // N Engl J Med. – 2002. – Vol. 346. –
P. 580–590.
54. Howard R.J., Patton P.R., Reed A.I. et al. The changing causes of graft loss and death after kidney transplantation // Transplantation. – 2002. – Vol. 73. –
P. 1923–1928.
55. Steiner R.W., Ziegler M., Halasz N.A. et al. Effect of daily oral vitamin D and calcium therapy, hypophosphatemia, and endogenous 1–25 dihydroxycholecalciferol on parathyroid hormone and phosphate wasting in renal transplant recipients // Transplantation. – 1993. – Vol. 56. –
P. 843–846.
56. Green J., Debby H., Lederer E. et al. Evidence for a PTH-independent humoral mechanism in post-transplant hypophosphatemia and phosphaturia // Kidney Int. – 2001. – Vol. 60. – P. 1182–1196.
57. Loffing J., Lotscher M., Kaissling B. et al. Renal Na/H exchanger NHE-3 and Na-PO4 cotransporter NaPi-2 protein expression in glucocorticoid excess and deficient states // J Am Soc Nephrol. – 1998. – Vol. 9. – P. 1560–1567.
58. Shane E., Rivas M., Staron R.B. et al. Fracture after cardiac transplantation: A prospective longitudinal study // J Clin Endocrinol Metab. – 1996. – Vol. 81. – P. 1740–1746.
59. Ninkovic M., Skingle S.J., Bearcroft P.W. et al. Incidence of vertebral fractures in the first three months after orthotopic liver transplantation // Eur J Gastroenterol Hepatol. – 2000. – Vol. 12. – P. 931–935.
60. Kempe D.S., Dermaku-Sopjani M., Frohlich H. et al. Rapamycin-induced phosphaturia // Nephrol Dial Transplant. – 2010. – Vol. 25. – P. 2938–2944.
61. Levi M. Post-transplant hypophosphatemia // Kidney Int. – 2001. – Vol. 59. –
P. 2377–2387.
62. Sanjad S.A., Ibrahim A., Al Shorafa S. et al. Renal tubular dysfunction following kidney transplantation: A prospective study in 31 children // Transplant Proc. – 2001. – Vol. 33. – P. 2830–2831.
63. Evenepoel P., Meijers B.K., de Jonge H. et al. Recovery of hyperphosphatoninism and renal phosphorus wasting one year after successful renal transplantation // Clin J Am Soc Nephrol. – 2008. – Vol. 3. – P. 1829–1836.
64. Economidou D., Dovas S., Papagianni A. et al. FGF-23 Levels before and after renal transplantation // J Transplant. – 2009. – Vol. 2009. –
P. 379–382.
65. Bhan I., Shah A., Holmes J. et al. Post-transplant hypophosphatemia: Tertiary Hyper-Phosphatoninism? // Kidney Int. – 2006. – Vol. 70. – P. 1486–1494.
66. Evenepoel P., Naesens M., Claes K. et al. Tertiary ‘hyperphosphatoninism’ accentuates hypophosphatemia and suppresses calcitriol levels in renal transplant recipients // Am J Transplant. – 2007. – Vol. 7. – P. 1193–1200.
67. Bacchetta J., Dubourg L., Harambat J. et al. The influence of glomerular filtration rate and age on fibroblast growth factor 23 serum levels in pediatric chronic kidney disease // J Clin Endocrinol Metab. – 2010. – Vol. 95. –
P. 1741–1748.
68. Sato T., Fukagawa M., Uchida K. et al. 1,25-Dihydroxyvitamin D synthesis after renal transplantation: the role of fibroblast growth factor 23 and cyclosporine // Clin Transplant. – 2009. – Vol. 23. – P. 368–374.
69. Tyden G., Fehrman I., Siden A. et al. Hypophosphataemia and reversible neurological dysfunction in a patient subjected to combined renal and pancreatic transplantation // Nephrol Dial Transplant. – 1988. – Vol. 3. – P. 823–825.
70. Higgins R.M., Richardson A.J., Endre Z.H. et al. Hypophosphataemia after renal transplantation: Relationship to immunosuppressive drug therapy and effects on muscle detected by 31P nuclear magnetic resonance spectroscopy // Nephrol Dial Transplant. – 1990. – Vol. 5. – P. 62–68.
71. Julian B.A., Quarles L.D., Niemann K.M. Musculoskeletal complications after renal transplantation: Pathogenesis and treatment // Am J Kidney Dis. – 1992.– Vol. 19. – P. 99–120.
72. Cruz E.A., Lugon J.R., Jorgetti V. et al. Histologic evolution of bone disease 6 months after successful kidney transplantation // Am J Kidney Dis. – 2004. – Vol. 44. – P. 747–756.
73. Wolf M. Forging forward with 10 burning questions on FGF23 in kidney disease // J Am Soc Nephrol. – 2010. – Vol. 21. – P. 1427–1435.
74. Oliveira R.B., Cancela A.L., Graciolli F.G. et al. Early control of PTH and FGF23 in normophosphatemic CKD patients: A new target in CKD-MBD therapy? // Clin J Am Soc Nephrol. – 2010. – Vol. 5. – P. 286–291.
75. Barsotti G., Cupisti A., Moriconi L. et al. Effects of reduced protein intake in rats with congenital polycystic kidney without renal failure // Contrib Nephrol. –
1995. – Vol. 115. – P. 134–136.
76. Moe S.M., Chen N.X., Seifert M.F. et al. A rat model of chronic kidney disease-mineral bone disorder // Kidney Int. – 2009. – Vol. 75. –
P. 176–184.
77. Schwarz A., Mengel M., Gwinner W. et al. Risk factors for chronic allograft nephropathy after renal transplantation: A protocol biopsy study // Kidney Int. –
2005. – Vol. 67. – P. 341–348.
78. Pinheiro H.S., Camara N.O., Osaki K.S. et al. Early presence of calcium oxalate deposition in kidney graft biopsies is associated with poor long-term graft survival // Am J Transplant. – 2005. – Vol. 5. – P. 323–329.
79. Habbig S., Beck B.B., Feldkotter M. et al. Renal allograft calcification – prevalence and etiology in pediatric patients // Am J Nephrol. – 2009. – Vol. 30. – P. 194–200.
80. Evenepoel P., Lerut E., Naesens M. et al. Localization, etiology and impact of calcium phosphate deposits in renal allografts // Am J Transplant. – 2009. – Vol. 9. – P. 2470–2478.
81. Ahmadpoor P., Ilkhanizadeh B., Ghasemmahdi L. et al. Effect of active vitamin D on expression of co-stimulatory molecules and HLA-DR in renal transplant recipients // Exp Clin Transplant. – 2009. – Vol. 7. – P. 99–103.
82. Tanaci N., Karakose H., Guvener N. et al. Influence of 1,25-dihydroxyvitamin D3 as an immunomodulator in renal transplant recipients: A retrospective cohort study // Transplant Proc. – 2003. – Vol. 35. – P. 2885–2887.
83. Sezer S., Uyar M., Arat Z. et al. Potential effects of 1,25-dihydroxyvitamin D3 in renal transplant recipients // Transplant Proc. – 2005. – Vol. 37. –
P. 3109–3111.
84. Mathieu C., Jafari M. Immunomodulation by 1,25-dihydroxyvitamin D3: Therapeutic implications in hemodialysis and renal transplantation // Clin Nephrol. – 2006. – Vol. 66. – P. 275–283.
85. Amuchastegui S., Daniel K.C., Adorini L. Inhibition of acute and chronic allograft rejection in mouse models by BXL-628, a nonhypercalcemic vitamin D receptor agonist // Transplantation. – 2005. – Vol. 80. – P. 81–87.
86. Tripathi S.S., Gibney E.M., Gehr T.W. et al. High prevalence of vitamin D deficiency in African American kidney transplant recipients // Transplantation. –
2008. – Vol. 85. – P. 767–770.
87. Ewers B., Gasbjerg A., Moelgaard C. et al. Vitamin D status in kidney transplant patients: Need for intensified routine supplementation // Am J Clin Nutr. – 2008. – Vol. 87. – P. 431–437.
88. Marcen R., Ponte B., Rodriguez-Mendiola N. et al. Vitamin D deficiency in kidney transplant recipients: Risk factors and effects of vitamin D3 supplements // Transplant Proc. – 2009. – Vol. 41. – P. 2388–2390.
89. Wolf M., Molnar M., Amaral A. et al. Elevated Fibroblast Growth Factor 23 is a Risk Factor for Kidney Transplant Loss and Mortality // J Am Soc Nephrol. –
2011. – Vol. 22. – P. 956–966.
90. Есаян А.М., Каюков И.Г., Нимгирова А.Н. и др. Фактор роста фибробластов 23-го типа у реципиентов почечного аллотрансплантата // Нефрология. – 2012. – №4. – С. 50–54.


Об авторах / Для корреспонденции


Информация об авторах:
Нимгирова А.Н. – старший лаборант кафедры нефрологии и диализа ФПО ГБОУ ВПО ПСПбГМУ им. акад. И. П. Павлова МЗ РФ
Есаян А.М. – заведующий кафедрой нефрологии и диализа ФПО ГБОУ ВПО ПСПбГМУ им. акад. И.П. Павлова МЗ РФ, д.м.н., профессор
E-mail: essaian.ashot@gmail.com
Каюков И.Г. – профессор кафедры нефрологии и диализа ФПО ГБОУ ВПО ПСПбГМУ им. акад. И.П. Павлова Минздрава России, д.м.н.


Похожие статьи


Бионика Медиа